Логово серого волка [СИ] - Маргарита Бурсевич

— Что с ним? Что с моим мальчиком? — зарыдала измученная мать. — Господи, сделайте что-нибудь.

Еще шлепок, который, как и первый, не возымел действия.

— Ну же маленький, давай! — не обращала я внимание на причитания женщин, которые все как одна зарыдали, поняв, что ребенок не дышит.

— Роза, займись детским местом, — бросила я своей помощнице, как самой вменяемой в этот момент.

Сама же я отошла к столу, приготовленному для пеленания ребенка и, уложив тельце на него, решила воспользоваться единственным известным мне методом. Я, прижавшись губами к его ротику, вдохнула в него воздух, надеясь, что под этим давлением легкие развернутся.

За моей спиной плач становился все более отчаянным и рвал душу так, словно стальные крючки вонзили в мое тело и дернули в разные стороны.

— Давай же парень, мы с тобой через столько уже прошли, не сдавайся, — шептала я между вздохами, выдохи от которых отдавала ему.

Слезы градом потекли по щекам, когда грудная клетка под руками впервые вздрогнула без моего участия. Метнувшись к двери, я зачерпнула пригоршню снега и высыпала ее на спинку перевернутого мной ребенка, заставляя разреветься. Его громкий, обиженный плач стал лучшим звуком за всю эту длинную ночь.

Роза, не веря своим ушам, подошла, чтобы взглянуть через мое плечо на плачущего младенца.

— Что с Полин? — вытирая рукавом мокрое лицо, спросила я.

— Кровотечение. Сильное.

— Пусть твоя сестра займется мальчиком.

Шорох юбок ознаменовал появление еще одной пары рук. Оставив младенца на попечение второй акушерки, ушла к Полин, уже зная, что очередной бой только начинается.

Хоть послед и вышел в срок, это не улучшало положения. Кровь не останавливалась.

— Роза, ты знаешь, что делать?

— Да, мне приходилось массировать живот роженицы.

— Тогда приступай, а я постараюсь найти еще источник кровотечения.

Роза замерла в полушаге.

— Еще что-то?

— Да. Сама взгляни, цвет слишком темный.

Роза внимательно осмотрела промежность и побледнела.

— Боже мой!

— Не стой, займись делом, — подтолкнула я ее.

— Плохо дело, да? — сипло спросила Полин, не отводя взгляда от своего ребенка, которого обмывали и укутывали в теплые пеленки.

— Все будет хорошо! — сказала я ей, про себя добавляя, что по-другому я не позволю.

Я не оставлю еще одну потерянную мать на своей совести, я этого не перенесу.

— Даже если не будет, все равно спасибо, — перевела взгляд Полин на меня. — Ничто не может быть важнее для матери, чем знать, что с ее ребенком все в порядке.

Я не ответила, продолжая сосредоточенно мыть руки, перед тем как приняться за дело.

— Они важнее. Их жизнь важнее всего. Я готова вечно гореть в аду, но знать, что мои дети живы. И никогда не думайте иначе.

Я подняла голову, посмотрев в бледное лицо, и видела правду в ее глазах. Она действительно готова на все.

— Ты нужна им не меньше, — сказала я ей.

Она улыбнулась.

— Конечно. Но они мне нужны гораздо больше.

Вот она материнская правда. Все на алтарь, ради своей плоти и крови. Ради своего ребенка.

Лея тоже это знала и, делая свой выбор, делала его осознано. Только я все не могла осознать, что случившееся тогда в лесной избушке не моя ошибка, а выбор женщины, которая понимала гораздо больше меня.

Из размышлений меня вывела Роза, случайно толкнув локтем. Не время сейчас для размышлений.

Источник кровопотери был найден относительно быстро, и, нащупав разрыв тканей, который кровоточил достаточно сильно, чтобы убить даже женщину из семьи оборотней, я добрым словом вспомнила Ли Бэя. Еще месяц назад я бы выла в голос от безысходности, но теперь, имея наставника, владеющего многими недоступными мне прежде знаниями, я могу помочь.

Спустя несколько минут, пока Руфь ворковала над колыбелью, обе помощницы заглядывали через мое плечо, пока я, основываясь на том, что мне показывал Ли Бэй, накладывала швы на разрыв. Процесс шел медленно из-за обилия крови и очень неудобного места расположения раны.

— Это невероятно, — прокомментировала Роза. — Никогда такого раньше не видела.

— Лекарь из замка научил.

— Этот старикашка? — подала голос вторая помощница.

— Он лекарь, владеющий множеством знаний, — одернула я ее. — И только благодаря ему я могу помочь в этой ситуации.

Она стыдливо замолчала и дальше наблюдала, не произнося ни звука.

Уже светало, когда мы обмыли Полин и, заменив простыни, устроили ее удобнее. Она все это время жадно рассматривала ребенка, спящего в люльке, и все не переставала улыбаться, хоть в лице не было ни кровинки.

— Вам нужно отдохнуть, — шепнула я ей, погладив по спутанным волосам.

— Спасибо, — со слезами на глазах сказала она, ловя мою руку и целуя мне ладонь.

— На все воля Божья, я лишь помогаю, — чувствуя себя неловко, отступила я.

— Не думаю. Вы само благословение.

Она в очередной раз метнула взгляд на ребенка, словно все время проверяя на месте ли он, не сон ли все это.

— Я слышала, что вы спасли племянника милорда.

Я не ответила.

— Руфь говорила, что вы вините себя.

Я принялась поспешно собирать инструменты и травы, которые не пригодились сегодня.

— Зря, — тем временем продолжала Полин. — Уверена, что Лея благодарна вам.

— За смерть? — почти грубо спросила я.

— За жизнь! — исправила она меня.

Глава 35

Полин не хотела расставаться с сыном, и вконец вымотанная, она все равно не могла уснуть, если ребенка забирали из ее рук. Стоило только высвободить маленькое тельце из рук уснувшей женщины, как та мгновенно распахивала глаза и принималась требовать его обратно. Сил спорить с ней ни у кого уже не было, и потому решили оставить его Полин, при этом Руфь вызвалась страховать. Устало махнув рукой на все это, ушла к очагу и, тяжело усевшись туда, где несколькими часами ранее сидел Питер, без сил привалилась спиной к стене. Помощницы, быстро убрав следы случившегося чуда, тихо попрощавшись, ушли домой отдыхать.

Мои глаза неотрывно следили за последними искрами затухающего огня, когда дверь распахнулась, и в комнату ввалились Гай и Питер. Тишина в доме напугала хозяина не на шутку и он, бледнея с каждой секундой, на негнущихся ногах, медленно двинулся к шторе, отделяющей угол с Полин.

— Ромочка, ты как? — голос Гая был таким осторожным, словно он боялся, что я рассыплюсь, если воздух шелохнется чуть сильнее.

Я лишь пожала плечами, так как сама толком не могла определить, что чувствую. Усталость, смертельная усталость, но не физическая — моральная. Подавленная прежде паника вылилась в апатию.